Дни как подарки



Название издания: Московский Комсомолец в Саратове
Дата выхода: 12.05.2010
Автор(ы): Светлана Микулина


Один из интереснейших актеров ТЮЗа, которому равно удается трагическое и комическое, Илья Володарский. Человек, принадлежащий к поколению сорокалетних, он по-зрелому мудр и по-мальчишески хулиганист. В этом дву­единстве, вероятнее всего, и таится сила его шарма.

— Илья, кто-то из мудрых сказал, что актера создают великие цели, великие невзгоды и великие идеалы. Давайте поговорим об этом.

— Сложный вопрос. Великие мечты… В юности я не помышлял об актерской стезе. Хотел стать клоуном или, как раньше красиво именовалась эта профессия, коверным.

— Ну и кто перенаправил в актеры?

— Мой папа. Он был удивительно творческим человеком. На саратовском телевидении показывали мультфильмы, в создании которых он принимал участие, папа являлся участником многочисленных агитбригад. Он сочинял яркие, самобытные тексты. Просто так сложилась судьба, что профессиональным актером или режиссером он не стал.

— Стало быть, Володарский-старший гордился вами…

— Да, я стал его реализацией. Через меня воплотились многие его мечты.

— Люди, знающие вас близко, свидетельствуют: вы очень любили отца.

— Любил — слишком малое слово, чтобы обрисовать то, кем он для меня являлся.

— Илья, простите, пожалуйста, за жесткий и, возможно, даже безжалостный вопрос. Я знаю, что ваш папа и ваш коллега, близкий друг и учитель Григорий Цинман умерли практически в одни дни. Как вынесли те потери?

— Они скончались не в одни дни, а В ОДИН ДЕНЬ, с разницей в несколько часов. Григорий Семенович ушел первым, а через несколько часов после известия о его смерти грянул еще один вулкан — не стало папы. Я не случайно употребил слово «вулкан», потому что его извержение почти всегда внезапно. Смерть тоже подкрадывается неожиданно. И покрывает нас слоем пепла-скорби. Для меня тот день — день единой скорби. Не могу один уход отделить от другого. Тем более что Григорий Семенович даже в своем финале — смерти — поступил, как настоящий друг. Его кончина стала для моей души все равно что подушкой или страховочной сеткой, смягчившей известие об уходе отца.

— Вас посещали дурные предчувствия?

Нет. Папа умер скоропостижно. Я разговаривал с ним по телефону за несколько часов до того, как это случилось. Что касается Григория Семеновича, то несколько дней до его ухода мы не созванивались. Не потому что он или я не хотели этого или нам нечего было друг другу сказать. Просто я был в курсе, что ему плохо, тяжко, и мои звонки ни к чему. А в тот день я набрал его номер, но телефон молчал — был выключен. Как стало очевидно несколько часов спустя, я набрал его номер примерно в то самое время, когда его не стало. Плюс минус несколько минут отделяли мой звонок от его физического ухода.

— Поразительный факт.

— А разве не потрясающе, что и отец, и Григорий Семенович сохранили после смерти улыбку на лицах?! Помню, когда мы пришли с женой проститься с Цинманом, Надя произнесла фразу, которую цитировали потом многие. Она сказала, что Всевышнему потребовались два веселых еврея.
Вот вы заметили, что актера создают великие невзгоды. Думаю, потеря двух очень близких мне душ во многом сформировала мое нынешнее отношение к жизни.

— И каково оно?

— Радоваться каждому дню. Говорю без малейшего пафоса. Радоваться, конечно, не настолько фанатично, чтобы проживать каждый час как последний. Но ощущать каждый свой день как подарок чрезвычайно желательно, и я, кажется, этому научился. Потому что жизнь скоротечна. И ей свойственно жестоко обкрадывать нас уходом дорогих нам людей. Стало быть, надо быть признательным за то, что жизнь дает нам. В чем она щедра.

— Чему радуетесь лично вы?

— Работе — слава богу, ее много и дни расписаны достаточно жестко. Своей семье — мне хорошо дома, и я счастлив проводить время в семье, рядом с женой, детьми.

Да что там говорить! Поводов для светлых эмоций много. Увиделся недавно со своим старым другом по студенческой юности Сергеем Пускепалисом — это ли не радость?! Хороший, свежий анекдот друзья рассказали  — тоже приятно, хотя «калибром» эта радость, конечно, поменьше. Солнечный день выдался — чем не повод для улучшения настроения?! На дачу вот со своими домашними на выходные собираемся — разве не счастье?! У нас нет своей дачи — мы ее снимаем. Но это становящееся нашим пространство для прекрасного ничегонеделанья в дни праздников вдохновляет. Веселит.

А невзгоды… Они вопреки нашей воле всегда найдутся. И потому лучше не приманивать их своей депрессией. Тем более что людям моей профессии свойственно проблемы — часто выдуманные — создавать. А создав, еще и виртуозно взращивать.

— Иллюзорный мир, стало быть, имеет над актерами большую власть?

— Не большую, а огромную! И именно в этом, думаю, корень многих актерских трагедий: алкогольной зависимости, острейших депрессий, фатально нескладывающейся личной жизни. Иногда нам здесь (кивок в сторону кулис) куда комфортнее, чем там (кивок в сторону окна и мира за окнами). Чтобы нормально жить, актер должен уметь выстроить некий перешеек между миром игры и миром реальным. Нельзя играть двадцать четыре часа в день! Кто-то, может, подобное и умеет, но для меня такое обременительно. Необходимо быть востребованным, любимым и желанным и в реальной жизни. Надо уметь быть хорошим сыном, мужем, отцом, а не только приличным актером. Мне кажется, я учусь сейчас быть востребованным в повседневности, а не только на сцене.

— Ну и какой вы в миру — сын, муж, отец?

— Не знаю, насколько я хороший сын и муж, но отец, уверен, хороший.

— Под силу вывести личную формулу любви?

— В «Вечном муже» есть гениальная фраза, что великие мысли рождаются не от великого ума, а от великих чувств. На сто процентов согласен! Во всяком случае, со мной происходит точно так же. Если в год мне удастся произвести на свет божий пару-тройку не выдающихся, конечно, а хорошего качества, интересных мыслей, то в них повинна исключительно любовь. Ну а формула загадочнейшего чувства… Думаю, энергетический, эротический ток, возникающий между мужчиной и женщиной + дружба = любовь. Если в упомянутом уравнении отсутствует дружба, то вместо любви явила себя голая страсть. Если, напротив, нет чувственного тока, то любовь подменяется уважением, хорошим отношением. На мой взгляд, без любого из двух компонентов любовный коктейль значительно беднеет. На одной страсти или на исключительно хорошем отношении по-настоящему надежных отношений супруги не выстроят.

— У вас поразительно красиво получилось нарисовать формулу любви, поэтому возьму на себя смелость попросить  вывести формулу актерства.

— По-моему, лицедейство есть смесь интуиции, логики и эрудиции. Причем стихийное, интуитивное должно в упомянутой триаде доминировать. А если начнет преобладать логическое, предпочтительнее расширить границы профессии. Например, если есть к тому склонность, куда разумнее попробовать себя в режиссуре.

— Существуют ли правила, которым  стараетесь следовать в жизни?

— Изо всех сил стремлюсь к толерантности. Стараюсь даже избегать выражений типа «мне фильм не по душе» или «эта книга не нравится». Оперирую другими понятиями – «я над этим думаю, это произведение провоцирует меня на раздумья или нет». А «нра» или не «нра» — это, строго говоря, дилетантский, упрощенный, даже примитивный подход к сфере искусства.

С  интересом посмотрел фильм с участием Пускепалиса «Как я провел этим летом». А между тем об этом фильме существует масса негативных откликов. Многих он раздражает. Некоторые в нем ничего не поняли, выудив только кинематографические ляпы. Большинство недоумевают, за что это фильм получил «Серебряного медведя» в Берлине. Чем, мол, он особо примечателен?!

Или  работа Серебренникова «Юрьев день». Какие страсти вокруг этой ленты кипели! Критики дружно скрипели перьями, выводя, что в реальности нельзя найти ни такого городка, ни такой актрисы. Что все это, мол, дикое воображение режиссера, не имеющее ничего общего с нашей реальностью. Но, господи, произведение искусства ведь не обязано являться фотографией с натуры. Оно может быть самым условным и фантастическим. Главное, чтобы на фантастическую правду отзывалась душа!

Видеть заблуждения или неточности – в этом мы все преуспели. Констататоров чужих ошибок и заблуждений, аналитиков чужого творчества сколько угодно! А ты попробуй сориентироваться на глубину! На многомерность. Художественное произведение можно судить только по тем законам, по которым оно создавалось, — это не мои слова, привожу доводы Григория Семеновича.

— А он в свою очередь цитировал Александра Сергеевича…

— Да не важно, кто кого цитировал, важно, что такова правда! Григорий Семенович был широко образованным человеком. Человеком ищущим, думающим. И при этом  тонким, ранимым, интеллигентным. Все это — драгоценные качества для служения на сцене. Потому что театр — это путь.

— Замечательно вы сформулировали.

— Это не мое. Это до меня многие умные люди сказали. Просто подобная трактовка существованья и миссии театра представляется мне наиболее убедительной. Театр есть путь, на который выпускается спектакль. И чем глубже, мудрее спектакль, тем дольше он идет по этому пути, тем больше живет. Ведь есть спектакли, чья жизнь даже длиннее жизни своих творцов, а есть театральные постановки-однодневки, выдыхающиеся вскоре после премьеры. Режиссеры задают долгий или краткий миг своим творениям…

— «Брак по-итальянски» — спектакль, которому уже девять лет и который, как и на заре своего сценического существованья, пользуется популярностью у саратовского зрителя. В чем, по-вашему, секрет его долголетия?

— Он таится в огромном количестве факторов. Но я скажу только об одном, касающемся лично меня. Моему герою Доменико Сориано по пьесе пятьдесят лет. Режиссер Паоло Ланди доверил эту роль мне — в ту пору тридцатитрехлетнему. И это расширило границы и моего актерского потенциала, и спектакля в целом. Будь поручена эта роль даже сорокалетнему мужчине — границы пути значительно сузились бы. А так… Спектакль идет уже без малого десятилетие, а я еще не приблизился к возрасту своего героя. У меня и ныне существует зазор времени, чтобы дойти до дня рождения своего персонажа.

— С годами ваш герой стал вам понятнее?

— Безусловно. И это тоже в плюс спектаклю, когда актерам есть что постигать.

— А в чем, на ваш взгляд, феномен  «Очень простой истории», пронзительного спектакля, на котором влажнеют глаза не только у женщин, но и мужчин?

— Насколько мне известно, все ранее обращавшиеся к пьесе Марии Ладо, ставили ее исключительно как анекдот. Григорий Семенович Цинман, взявшийся за постановку «…истории», сделал наоборот. Он осмыслил эту притчу как драму. Изменил ракурс зрения, и получилась трогательная и умная вещь.

А еще в «…истории» причудливо меняются местами… свет и тьма. То, что ты принимал за зло в начале, вдруг оказывается добром, то, что представлялось злом в чистом виде, вдруг обернулось благородством. Григорий Семенович качнул качели полюсов, показал, как неоднозначны мир и все живые существа, его населяющие, и сколь опасно приклеивать к явлениям, личностям, событиям бирки, ярлыки.

— Актерство — из самых зависимых профессий на земле. Давайте поговорим на тему творческой и просто человеческой свободы. Получается у вас вычерчивать ее границы?

— Дело даже не в актерстве. Я отнюдь не идеалист и прекрасно понимаю, что живу в стране, где до настоящей, гражданской свободы еще далеко. Но какая-то, пусть и несовершенная, свобода, по моему глубокому убеждению, должна быть ведома каждой личности. Просто многие боятся или ленятся, а потому бегут даже от толики, от крупицы свободы.

— Не сегодня замечено: рабы в рабстве свободны.

— Вот-вот! Свобода подлинная, глубинная — не вне нас, а внутри! Не столько в социуме, сколько в душе! Моя свобода заключается в том, чтобы дружить с теми, с кем я хочу дружить, а не с теми, с кем это было бы, положим, выгодно с точки зрения социальных условностей. Моя свобода — любить замечательную женщину, ради семейной жизни с которой я расстался с первой женой, вступив во второй брак. Моя свобода в саморазвитии, в насущной необходимости читать что-то, необходимое для профессии…

— Мы общаемся с вами в год 65-летия Великой Победы. Как, по-вашему, Илья, какие произведения должно показывать на театральной сцене о Второй мировой войне?

— Я за то, чтобы на сцене была война… без войны. Или с минимальным количеством войны. Помните «А зори здесь тихие»? Что-то сильнее в показе войны мне лично представить сложно.
Сегодняшнее молодое поколение — будем смотреть правде в глаза — мало знает о войне.
Мой дед по маминой линии, во время войны подорвавшийся на мине и лишившийся ноги, при медалях-орденах приходил в нашу школу в канун 9 Мая, 23 февраля. И я, внук фронтовика, слушал его вместе со своими одноклассниками. Война от моего поколения была эмоционально недалеко. По линии моего отца мой дед Израиль Львович сгинул под Киевом, где они тогда жили, в первые месяцы войны. Мой папа 1940 года рождения своего отца не знал, но на уровне генетической памяти закрепилось: он — сын солдата, полегшего за Родину в первый год войны. А я, стало быть, внук этого солдата, потому что так транслировалось мне из уст отца, хлебнувшего военного младенчества. А моя дочь, учащаяся в шестом классе, подобного опыта получения ПРЯМОЙ ИНФОРМАЦИИ уже не имеет. Вторая мировая для многих современных школьников уже сродни некоей древней саге. Поэтому, чтобы пронять сердца тех, для кого эта война тайна, нужно ставить в кино что-то сверхвыразительное.

А на театральную сцену важно выводить простые человеческие истории.

— Ну а вас в ближайшее время где можно будет видеть?

— В «Сирано де Бержераке». Это совместный российско-французский проект. Я играю де Гиша. Персонаж он отрицательный, чем, впрочем,  и интересен. Так что там еще в вашем вопросе формирует актерскую душу? Про великие невзгоды и мечты я уже изрядно рассказал. Остаются еще идеалы. А что такое идеалы? Любовь, дружба. Об этом я тоже с лихвой поведал. Так что будем считать, что я дал вам идеальное интервью.





Назад в раздел