Название издания: Московский Комсомолец в Саратове Дата выхода: 21.07.2010 Автор(ы): Светлана Микулина

Тамара Цихан — актриса из племени легендарных тюзовских травести. За свою сценическую карьеру переиграла множество озорных, шаловливых мальчишек. В ее репертуаре и Кай из «Снежной королевы», и Буратино из культового для многих поколений саратовских театралов «Золотого ключика».

На днях актриса празднует юбилей. Себя с юбилейным возрастом нисколько не отождествляет. Тем паче что Тамара Карловна не просто многолетняя исполнительница ролей детей. Она, по ее собственному признанию, чрезвычайно свободолюбивый человек.

— Тамара Карловна, актерами часто завладевает дух гордыни и неумения прощать. К вам подобное применимо?

— Есть такой грех. Но с годами я все-таки научилась прощать. Но не забывать. Если заметила за кем неправду, неискренность, то волей-неволей зарубки на памяти в отношении такого человека все равно остаются. Ничего не могу с этим поделать.

— А какого отрицательного качества вы лишены?

— Зависти. Меня неизменно радуют профессиональные успехи самых разных людей. Даже тех, кто как личности мне совсем не близки.

— А на актерские промахи коллеге указать способны?

— Да, только в максимально деликатной форме, потому что все творческие люди уязвимы. Но говорить правду в нашем ремесле важно.

— Как по-вашему, без каких человеческих качеств в актерстве приживаться сложно?

— Без непосредственности. Открытости. По сути, для актера, причем не только детского театра, замечательно, если он как можно дольше задержится в детстве. В его ощущениях.

— Существует мнение, что для того, чтобы достоверно и пронзительно играть, надо непременно пройти через опыт страданий. Согласны?

— Конечно. Еще Достоевский написал, что чем больше соберешь ощущений — с тем большим запасом их будешь жить. У меня была в жизни драматическая ситуация. Много печального, горестного накопилось, и я помню, выплеснула на замечательного актера и моего первого театрального педагога Владимира Краснова все, что у меня на душе.
Я много чего ему сказала — сквозь слезы, отчаяние. Он выслушал и говорит: «Тамара, какая ты счастливая актриса! У тебя такой бесценный запас, такой кладезь ощущений».

— Он нашел слова, чтобы вас успокоить.

— Несомненно! Народный артист Краснов для моей судьбы вообще особая личность. Это ведь именно он, после того как я не прошла в московский театральный вуз, сосватал меня в саратовский ТЮЗ, к Киселёву. В Норильске, где я жила, Краснов работал в местном театре и занимался с нами, студийцами из драмкружка. Он работал с нами по максимуму — как со студентами театрального вуза. Учил и сценической речи, и пластике! Щедро открывал нам мир по имени театр. Краснов был тогда молодой, красивый. Все наши девчонки в него хотя бы чуть-чуть романтически влюблялись.

— Вы тоже?

— Я — нет. Потому что у меня расцвела первая любовь по имени Саша Соловьёв. Беленький, голубоглазый, нежный такой красавчик. Узнала о его чувствах ко мне неожиданно. Он, страшно переживая от моего невнимания, заперся от меня в одной комнатушке, и девчонки сказали мне очевидное для всех, кроме меня: Саша в меня влюблен! Я достучалась в дверь, он открыл мне и… поцеловал меня. Это был первый поцелуй в моей и, думаю, в его жизни.

У нас сложились возвышенные, романтические отношения. Много лет спустя от своих норильских соседей я узнала, что Саша иногда стоял во дворе нашего дома и в пятидесятиградусный мороз ждал, когда у меня в комнате потухнет свет, чтобы уйти к себе, зная: его любимая спит.

Саша был очень светлый и чистый человек. Позже он поступит в ГИТИС, а я туда благополучно провалюсь. Помню, мы сидим во дворе ГИТИСа, идет дождь, Саша держит меня на коленях — я рыдаю от неудачи, а Саша плачет вместе со мной и из-за меня, разделяя мое чувство горя и обиды.
В юности я была необыкновенно восприимчива и сверхъэмоциональна. И я люблю себя — ту, сочинявшую стихи, придумывавшую песни.

Позже, ознакомившись с хорошей поэзией, узнав творчество Окуджавы, я перестала относиться к своим литературным опытам серьезно, но гитара живет в моем доме до сих пор. И я, по счастью, не забыла песни, которые посвятила дорогим мне людям.

— Ваш ныне покойный муж был физиком. Легко ли уживались под одной крышей физик и лирик?

— А мой муж являлся едва ли не большим лириком, чем иной гуманитарий. Он собрал роскошную библиотеку, едва ли не одну из лучших книжных коллекций в Саратове. И он литературно оказал на меня сильнейшее влияние. Он, если угодно, образовывал меня, интеллектуально подпитывал.
Муж стал не просто моей самой большой любовью в жизни, но и моим лучшим другом, и думаю, именно это обстоятельство позволило нам прожить два счастливых десятилетия. Да, наша совместная жизнь оказалась омрачена отъездом мужа в Израиль. Были под конец и печали, и беды, и даже болезненный для обоих разрыв. Но при всем этом мы неизменно оставались родными людьми. Между нами было всякое, но нам никогда, ни одной минуты не было скучно вдвоем. Думаю, именно поэтому муж, после всех болей и ударов судьбы, вернулся в наш дом, ко мне перед своим уходом из жизни. Умирал он у меня на руках. И эти последние дни вместе искупили многие беды и обиды и в его, и в моей душе.

— Тамара Карловна, вам когда-нибудь хотелось уйти из профессии?

— Да, вспоминаю период, когда у меня не было ролей. Когда я ощущала себя невостребованной. К тому же в тот период рядом со мной оказался мужчина, неоднократно предлагавший мне выйти за него замуж, но при этом категорически не желавший, чтобы его жена была актрисой. И именно поэтому он, отлично зная меня, вольно или невольно разжигал во мне обиды, ощущение нереализованного. Думаю, у меня не было чувств к этому человеку, потому что я отказала ему на все предложения руки и сердца. Но при этом он оказал на меня соответствующее воздействие. И однажды я положила на стол заявление об уходе. Тогдашний директор театра обомлел. Запер дверь и начал меня убеждать забрать заявление. И убедил: я нужна театру и у меня еще будут интереснейшие роли. И непростительная ошибка — бросать дело, которое я столь люблю. До сих пор благодарна этому руководителю за участие в моей судьбе.

— Есть ли в списке ваших ролей та, что заставила вас пойти на некие жертвы, принудила отказаться от чего-либо или, напротив, пойти навстречу новым ощущениям?

— В спектакле «Маленькие трагедии» я играла роль… беса. С огромной высоты, будучи закрепленной на трапеции под потолком театра, я летела на Фауста в исполнении Григория Семеновича Цинмана. Надо сказать, я ужасно боюсь высоты, поэтому сама необходимость выделывать такие цирковые трюки стала для меня подвигом. Мой наряд тоже был более чем экстравагантным. Режиссер посчитал, что бес, дух зла не есть ОН или ОНА, а непременно только ОНО. Дьявол андрогинен! Поэтому костюм подчеркивал мой стиль: верх был женственный — черная прозрачная кофта позволяла увидеть женскую грудь, а короткие, специфичного покроя панталоны и в особенности пушистые, «волосатые» гетры намекали на мужское в моем персонаже.

Чтобы достоверно летать и элементарно не упасть при этом, мне требовалось держать себя в приличной физической форме: я постоянно качалась, у меня были мускулы ой-ей-ей — театральные девчонки ахали от изумления. Кроме того, я говорила таким низким, опасным, глухим голосом — более чем отличным от большинства моих мальчишеских интонаций.

— Опыт детства, его радости и обиды нередко питают нас всю жизнь. Можете вспомнить какой-то светлый момент из своего детства?

— Однажды я серьезно заболела. А мой отец как раз в это время уезжал из Норильска на Украину и привез мне гостинец. Много-много спелой черешни. Черно-красной, крупной, благоухающей. И разложил ягоды на моей подушке вокруг моей головы. Я открыла глаза и увидела все это великолепие. И такая радость мной овладела! Радость вдвойне от того, что подарок сделал отец — непростой, с тяжелым, даже жестоким характером человек. Очень ревнивый, он был способен ударить маму, от него здорово доставалось моему брату, однажды он поднял руку и на меня.

И получить такой роскошный для Норильска подарок от столь далекого от каких-либо сантиментов человека было вдвойне радостно.

— Есть выражение «скажи мне, кто твой друг, и я скажу тебе, кто ты». Кто ваши друзья?

— У меня был замечательный друг Миша Ралль. Очень талантливый человек. Режиссер, снимавший талантливые короткометражные фильмы, которые смотрело в свое время огромное количество людей. Ралль родился художником. Каких замечательных фарфоровых кукол он делал! И барышень, и гусаров — причем одежда точно повторяла стиль эпохи, из которой вышли эти куклы. Какую мебель создавал! У него самого была не квартира, а сказка. Вместо обоев — тисненый шелк. Вместо традиционной мебели — настоящие шедевры антиквариата, которые он собирал по городским свалкам, тщательно реставрировал, менял обивку, склеивал — получались шедевры.
Ралль фантастически объединял вокруг себя людей. С ним было безумно интересно! Он мне, помнится, говорил: Томка, ты словно птица Феникс, способна выживать после любой гибели… Миша умел вдохновлять. Несколько лет назад его не стало. Мне его сильно недостает. Да и не только мне. Сейчас одним из самых близких мне людей является моя коллега Нина Пантелеева. Она очень настоящая. Такой оберегающий других, деликатный человек.

— Вообразите: вам представилась возможность на один день стать невидимкой, что бы вы делали в своем невидимом состоянии?

— Наверное, подходила бы к людям, уголки губ которых опущены вниз и, касаясь их своей невидимой рукой, заворачивала их в улыбки. «Улыбайтесь, господа, улыбайтесь»,— устами Мюнхгаузена и Горина сказал гениальный Янковский. Улыбаться надо как можно чаще… Несмотря ни на что.

— Как вы думаете, если существуют прошлая жизнь и реинкарнация, где вы жили и кем были ранее?

— Актрисой. В старом Голливуде. Девчонкой, мечтая об актерской профессии, я поклонялась именно кино, а не театру. Театра я в раннем детстве просто не знала. Моим кумиром была Людмила Гурченко. Я пересмотрела все ее фильмы, я восхищалась ею. Мечтала быть такой же. Кино вообще поразительное искусство. Я поклоняюсь великим кинодивам времен юного кино. Они были потрясающие! Посмотрела не так давно документальный фильм про Марлен Дитрих. Несравненная Марлен, оказывается, совсем не ценила телесную, плотскую любовь и считала ее ничтожной по сравнению с любовью души. Согласитесь, среди современных актрис нашлось бы немного, отважившихся на ТАКОЕ публичное признание. Звезды прошлого умудрялись быть максимально открытыми и при этом оставаться в тени. Они оставляли после себя загадку, миф.

— А вам говорил кто-нибудь, что вы похожи внешне на великую Пиаф?

— Миша Ралль вынашивал, к сожалению, так и не реализовавшуюся идею сценария тюзовского спектакля о Пиаф. Он утверждал, что я очень похожа на королеву французского шансона. Есть мой фотопортрет, на котором это сходство и впрямь велико.

— Кто-то мудрый сказал, что Господь Бог не просто так раздает лица. Верите в подобное?

— Не знаю. В этом есть что-то упрощенное. Бывают ведь и убийцы с лицами ангелов. Скорее я склонна считать, что Бог раздает судьбы. Сумму счастья и испытаний. И еще верю, что мне суждено было стать актрисой.

— Вы счастливый человек?

— Безмерно! У меня есть профессия, которую люблю, есть обожаемые мною девчонки — дочь Галя, внучка Сашка, у меня было две больших любви: первая — к Саше Соловьёву и зрелая, сильная — к моему мужу. Есть счастливые воспоминания. О чем еще может мечтать женщина?

— Озвучьте, пожалуйста, подробнее список ваших жизненных пристрастий.

— Дождь. Песни Окуджавы. Романы Ремарка и Улицкой. Театр.

— У вас на руке поразительно элегантный перстень, украшенный изображениями театральных масок, с очень оригинальным камнем. Какова его история?

— Перстень делал для меня на заказ мой муж. А камень, вас заинтересовавший, есть камень актерского счастья — хризопраз.

Назад в раздел