Название издания: Блог "Петербургского театрального журнала" Дата выхода: 21.12.2014 Автор(ы): Татьяна Псарева

«Бывают, мой друг, бывают», — уверяет Николеньку отец, а нас Алексей Логачев. И синие, и белые зайцы на сцене ТЮЗа чувствуют себя как дома — спектакль родился здесь, на прошлогодней театральной лаборатории «Четвертая высота». В пьесе Ярославы Пулинович ни о каких зайцах речи не идет, драматург выбирает из трилогии Толстого самые болезненные моменты взросления героя, где основной акцент — реакция Николеньки на смерть матери. «Отрочество» выходит довольно напряженным, мрачным. Эта мрачность пьесы выворачивается режиссером наизнанку, главное для него — не болезненность взросления, а «белоснежность» детского сознания.

Глубокое пространство Малой сцены разделено надвое грудой мебели: столы, стулья, диваны и кресла свалены в одну деревянную кучу. Позади нее — неосвещенная часть, куда никто из героев не заходит, некое темное «далеко», граница с которым постепенно будет стираться. Действие же происходит в ярко освещенной передней части сцены.

Первыми на ней появляются трое белых зайцев. Эти плюшевые существа, ничего общего с реальностью не имеющие, будут постоянно сопровождать мать Николеньки (Викторию Самохину) — высокую, худую, в светлом кружевном платье. Она, «ангел небесный», — сосредоточение всей любви, всего света в представлении мальчика. Эти же зайцы, легко подхватив на руки, унесут ее со сцены, когда придет известие о смерти маменьки. Может, именно поэтому не сможет Николенька тогда заплакать? Ведь не умерла же она, ее просто унесли белые зайцы. И непонятно, отчего так рыдают все остальные в комнате за маленьким окошком. А за ним — только огонек от свечки и сменяющиеся лица родных.

Николенька Иртеньев — Руслан Дивлятшин — по-мальчишески худой, в длинных шортах, белых лосинах, в пиджачке, — даже ростом кажется меньше остальных. Он весь как будто сжат, сосредоточен на себе. И все вокруг него — это сам он, его проекция. Герой входит в спектакль как рассказчик, как наблюдатель, и только позже вступает в действие. По его воле все вокруг может замереть, на пару минут приостановиться и вновь продолжиться. Так и режиссер чередует сцены, будто подчиняясь детской смене настроения. От веселой охоты на зайцев — к смерти Натальи Николаевны, от увольнения Карла Ивановича — к тирольским танцам. Все, что неподвластно детскому разуму, режиссер и не берется объяснять логически. Карл Иванович просто уходит в шкаф, оттуда же появляется деспотичный St. Jerome. Средневековые рыцари Людовика Святого на уроке истории — те же зайцы, в замедленном действии сражающиеся на мечах. Они же — верстовые столбы на пути в Москву. Расстояние измеряется не километрами, а табличками с названиями городов в лапах танцующих зайцев.

Но совершенно не поддающимся объяснению для Николеньки оказывается новое чувство, в котором он шепотом признается Володе, забравшись в сундук: «Я, кажется, влюю-блеен». Влюблен в прелестную Сонечку Валахину (Анастасия Бескровная), порхающую по сцене в балетной пачке. Только что она предложила ему быть «на ты», практически призналась в любви, — и через минуту уже танцует с другим. Нет, этому не может быть никакой причины, просто у синего зайца (та же Анастасия Бескровная) лопнул его синий воздушный шарик.

Во втором акте груда мебели постепенно разбирается, темное пространство задней части сцены становится ближе. Зайцы уже скинули свои белые «шкурки» и превратились в братьев Ивиных и Иленьку Граппа. Детский мир Николеньки, построенный на одном только воображении, принимает более реальные очертания. Так наступает отрочество — оглушительно громкое, быстрое, заставляющее существовать уже не в своем личном, а в общем ритме, в который герой то и дело не попадает. Под веселую французскую песенку (подарок девочек на день рождения бабушки) все скачут в танце по сцене, Николенька же тихо замирает в стороне, мученически ожидая, пока прочтут его стихотворение. Так и игра с обожаемым Сережей Ивиным и мальчиками оборачивается для нашего героя сосредоточенными рассуждениями: когда же успел он стать таким жестоким? Реакции Николеньки на внешнее становятся все более обостренными, зайцев больше нет — приходится искать причины происходящему в самом себе. Но в спектакле, в отличие от пьесы, нет ни обмороков, ни истерик мальчика: Николенька у Руслана Дивлятшина и Алексея Логачева сконцентрированно, подробно переживает все переломные моменты, проговаривая каждое новое впечатление, давая вербальный выход своим чувствам, а не заключая их в физические реакции.

Режиссер не делает смерть маменьки лейтмотивом жизни Николеньки, как это дано в пьесе. Нет болезненных воспоминаний об этом событии, да и само оно не осознано ребенком как нечто темное. В светлом наряде, окруженная белыми зайцами, Наталья Николаевна вновь появляется в спектакле, когда Николенька, твердо уверенный, что он не родной сын своему отцу, остается совсем один, обиженный и не понимающий, отчего все так его ненавидят. Герой успокаивается, доверяясь вечной любви своей маменьки. Все точно так, как в детстве: можно положить голову на колени матери, сладко уснуть, пока плюшевые ушастые существа охраняют твой покой. И спектакль на этом моменте можно закончить — все вернулось к тому, с чего начиналось. Так режиссер и поступает: музыка замолкает, свет гаснет, зрители, умиленные и успокоенные, готовы аплодировать. Да, синие зайцы все же бывают…

Но аплодисменты прерывает звук ружейного выстрела, за ним — второй и третий. Там, в дальней, темной части сцены, отгороженной от мира «Отрочества», замертво падают трое зайцев. Такой неутешительный эпилог Алексея Логачева: во взрослой жизни синие зайцы бывают, да только мертвые.

Назад в раздел